Делегация членов Общественной палаты Дагестана во главе с заместителем председателя ОП РД Сапарбейгом Абдуллаевом посетила беженцев из Юго-Востока Украины, размещенных на базе отдыха «Дельфин». Меня взяли с собой, и мне удалось с ними побеседовать. Я просто приведу цитаты и немного фотографий.

«Когда только начали привозить вещи, мы не могли поверить, что это все бесплатно. Мы так выросли: что если бесплатно, то это какой-то подвох».

«Никак не можем поехать детям показать город, к нам постоянно приезжают делегации гостей. Привозят вещи, фрукты, одежду...».

«Везде в других местах беженцы ходят и просят, сделайте нам это, и им отказывают. Тут нас упрашивают: «нН скажите, что вам нужно, ну напишите хотя бы». Предлагают помощь в оформлении гражданства, устройстве детей в школу, помощь в трудоустройстве».

«Если бы дагестанцы к нам как беженцы приехали, мы бы не смогли их встретить так хорошо, как они нас».

«Я уехала, потому что мой парень ополченец. Если они придут – меня убьют. Кто-нибудь им да расскажет», говорит юная мама с младенцем на руках.

«Я сегодня уже на работу устроилась. Мы так думаем, что надо оставаться здесь. Когда нам предложили ехать в Дагестан, я подумала, что это правильно. Потому что далеко от тех мест, где много беженцев, а значит и жилье, и работу легче найти» – слова женщины, которая приехала к нам с двумя детьми и двумя внуками.

«Нам сначала сказали, что нас везут на Каспийское море в Астрахань. Я же не знала, что его там нет. Потом сначала в шоке были, что в Дагестан, думали тут, наверное, русских не любят. А теперь даже мелькает мысль, а не остаться ли. Хотя есть надежда, что мы тут ненадолго… (помолчав) … Хотя у нас, даже если мир наступит, сразу же все не наладится. Все производства, заводы стоят».

«А нам сразу говорили, что набирается группа в Дагестан, на море. Мы боялись, хотели поближе к Украине быть. Но там много беженцев уже очень. А тут я повспоминала – не смогла вспомнить, чтобы за последнее время какие-то были новости, чтобы что-то плохое случалось».

«В ополченцы много уходит мужчин у нас. Хотя есть и такие, которые прячутся и бегут, (поджав губы, пытаются скрыть антипатию к таким). Человек триста-четыреста я знаю только с окрестных сел».

«Да, не всегда же знаешь, что мужчина – ополченец. Он записался и сидит. Выезжает по звонку. Возвращается, не говорит, где был. Что-то придумывает. Боятся же за семьи свои».

«Мама наша сначала ехать не хотела, дом, хозяйство боялась оставить. Довезла нас до границы и поехала домой. Через час звонит, плачет, говорит: «Я с вами еду, зачем мне дом без вас и как вы там без меня».

«Мой не сразу пошел в ополченцы. Но когда уже начали нас убивать, тогда сказал: «Если не я, то кто?». Очень мужчин не хватает там у нас, которые вот так пойдут».

«Моя мама не знала, что я уезжаю. Я ей позвонила, уже когда в автобусе к границе ехала. Не могла я ей сказать. Она ни за что бы не уехала. А я боюсь, у меня вон (показывает на малышку двухмесячную) – дочка. Она как услышала, что я уезжаю, как давай реветь мне в трубку. Она плачет, я плачу… тяжело, конечно».

«Мне кум сказал, чтобы уезжали немедля. Он там, где стреляют, был, приехал, говорит: «Скоро всю Луганскую область окружат, пока есть возможность – беги отсюда, они никого не жалеют».

«Никогда мы не думали, что у нас так может быть, поскорее бы уже домой».

Это говорили все, поэтому читайте как сказанное хором, и еще все выражали надежду, что Россия разберется, Россия – поможет.