К 100-летию Барият Мурадовой. Интервью с дочерью актрисы Беллой Мурадовой

В этом году исполняется ровно 100 лет со дня рождения великой и непревзойденной актрисы, народной артистки СССР, лауреата Государственной премии РСФСР имени К. Станиславского, кавалера многих орденов и медалей, любимой и почитаемой всеми народами Дагестана Барият Солтанмеджидовны Мурадовой. В юбилейный год наш корреспондент встретился с дочерью актрисы Беллой Мурадовой.

- Авторы публикаций о жизни и творчестве вашей матери по-разному называют время и место ее рождения. Давайте, Белла Алимовна, хотя бы в 100-летний юбилей Барият Солтанмеджидовны с вашей помощью внесем ясность в этот вопрос – когда и где же родилась наша великая актриса?

- В Большой советской энциклопедии и многих других справочных изданиях указано, что мама родилась 3-го, а по старому стилю 16 января 1914 года. Это вовсе не так. Мы никогда в семье не отмечали мамин день рождения в начале года. Она родилась 10 сентября 1914 года и не в селении Нижний Дженгутай, как об этом все пишут, а в городе Темир-Хан-Шура. Так у нее и в паспорте записано.

- Расскажите немного о родителях Барият Солтанмеджидовны. О них практически мало где упоминается.

- Отец мамы, мой дедушка Солтанмеджид, родом из Кадара. Бабушка Балаханум уроженка Нижнего Дженгутая. В год, когда родилась мама, дедушку забрали на войну. Он был всадником знаменитой «Дикой дивизии». В одном из боев получил тяжелое ранение и его демобилизовали. Но мирной жизни он так и не вкусил. Началась интервенция, гражданская война, дедушка ушел в красные партизаны и записался в отряд Махача Дахадаева. Если на германском фронте Бог его миловал и не лишил жизни, смертельная пуля настигла его уже в родных горах. Маме тогда было всего четыре года. Для бабушки, оставшейся одной, без мужа, с тремя маленькими детьми на руках, начались, наверное, самые страшные и мучительные годы. Но время неумолимо. Зарубцуются старые душевные раны, и она еще станет свидетельницей, как ее звонкоголосая Барият, всего в 21 год, станет первой народной артисткой Дагестана.

- Барият Мурадова сыграла более 200 ролей на театральной сцене. Как вы думаете, какие образы были ей ближе всего по духу, по характеру?

- Трудно сразу ответить на ваш вопрос. Это были всегда разные образы. То она сильная и властная Танкабике в пьесе Мустая Карима, то трагическая и обреченная Сусанна в «Намусе» Шервашидзе, то в роли смешной и простодушной Джумайсат в «Молла Насретдине», то шекспировской Джульетты или же поэтической Гулькыз в «Айгази» Салаватова, которую играла более 20 лет. Собственно талантами мамы этот персонаж стал одним из главных в пьесе. Мама никогда не зубрила тексты. Внимательно прочитав сценарий, она вживалась в образ, который ей предстояло воплотить на сцене, и играла, все время импровизируя, и поэтому, наверное, каждая ее игра всегда смотрелась по-новому. В последние годы она отдавала предпочтение образам матерей. Я не знаю ни одного человека, который, послушав монолог Толганай по пьесе Чингиза Айтматова «Материнское поле» в мамином исполнении, остался бы равнодушным. Может ли актриса, не обладающая настоящими материнскими чувствами, сыграть так искренне и самозабвенно?

- А какой была ваша мама дома, в кругу семьи?

- Я не помню, чтобы мама когда-нибудь повышала на нас с Инессой, моей старшей сестрой, голос. Она страшно уставала. Репетиции, спектакли, концерты допоздна, бесконечные гастроли. И так изо дня в день, из года в год. Ее в театре использовали буквально как ломовую лошадь. У нас в доме были различные музыкальные инструменты, но мама практически не брала их в руки, не играла и не пела. Она очень любила слушать классическую музыку. В такие минуты мы старались ее не беспокоить. Когда мы ее чем-то огорчали, я это чувствовала и становилась как мышка, потом, не выдержав, подходила к ней, обнимала и тихо спрашивала: «Ты на меня не сердишься, мама?».

- Как вы переживали разлад в вашей семье, когда родители решили расстаться?

- Мы очень надеялись, что все образуется и папа с мамой вновь будут вместе. Они потом много раз то сходились, то опять расходились. Что-то мешало им наконец-то обрести семейный покой. Папа хоть и жил отдельно, но о нас с Инессой не забывал. Как-то он повел меня в Музей изобразительных искусств. На выставке, посвященной творчеству и жизни Льва Толстого, было много старых фотографий. Указав на одну из них, на которой был изображен высокий статный мужчина с черными, пышными усами, папа сказал: «Смотри, вот это твой дедушка Селимхан Курумов. Он жил и работал в усадьбе писателя в Ясной Поляне и они с Львом Николаевичем были большие друзья». Тогда я впервые услышала от него эту удивительную историю о близких мне людях. В начале 70-х годов папа тяжело заболел. Присматривать за ним было некому. Мама, несмотря на то, что они были в разводе, бегала по врачам, доставала какие-то лекарства, но папе это не помогло, его не стало. Хоронила его мама.

- Людей большого таланта подстерегают всевозможные искушения – например, им легко впасть в грех тщеславия и гордыни. Барият Солтанмеджидовна не страдала «звездной» болезнью?

- Ну что вы, побойтесь Бога. Никогда и ни от кого я не слышала, чтобы мама на кого-то из коллег накричала, нагрубила или вела себя высокомерно по отношению к другим. Ей всегда было легче общаться с простыми людьми, чем с начальством. Она ведь была не только народной артисткой СССР, но и депутатом Верховного Совета, заседала в Кремлевском дворце. Хотя никогда не состояла ни в комсомоле, ни в партии. Наш дом превратился в буквальном смысле в проходной двор. Некоторые наши сограждане видимо полагали, что вопрос легче решить в домашней обстановке, нежели в приемной депутата, и шли бесконечным потоком, не очень-то утруждая себя лишний раз взглянуть на часы. У кого-то сын нахулиганил, надо вызволять из милиции, другого незаконно исключили из списка очередников на получение жилья, необходимо восстановить, третий ищет протекции в Москве и просит замолвить где надо словечко… Мама никому не могла отказать. Звонила, писала, ходила, а ведь у нее был еще театр и ее зрители.

- Есть такое избитое выражение: «Искусство требует жертв». Не слишком ли много оно требовало у вашей матери? Я имею в виду не только ее трудное детство, но и последние годы жизни.

- Я прочитаю вам ее письмо, написанное незадолго до болезни. «Моя дорогая Людочка! (Это она пишет актрисе Людмиле Григорьевне Ивановой в Москву). Что такое делается вокруг? Не могу понять и выразить словами. В театре я уже более 60-ти лет. В самые тяжелые годы начала свою деятельность, объездила весь Кавказ, почти всю Россию, показывая искусство Дагестана. Каждый год по 3-4 раза ездила в гастроли, брала главные роли, вдобавок – концерты. Измучилась, из-за театра распалась семья. Я могла поехать в Москву, меня очень просил об этом руководитель МХАТа Абрикосов. Не поехала. Приглашали в Баку, не поехала. Я всем пожертвовала ради родного театра. Меня мучают всякие завистники. Атмосфера в коллективе далеко не театральная. Просто трагедия. Начальство – взяточники и бабники, никому таланты не нужны, искусство не нужно. Мне очень дорог театр, мне очень жаль театр. Они не знают, как меня выгнать. Я подала заявление, сколько можно терпеть оскорбления. Я люблю свой театр, свой народ, родные места, Дагестан. Извини Людочка, мне необходимо было высказаться. С уважением Барият».

В то время, когда мама писала это письмо, она жила в однокомнатной квартире на пятом этаже многоквартирного дома. Ей было очень тяжело подниматься на такую верхотуру. Когда мы попросили обменять комнату на более просторную квартиру на нижних этажах, нам из министерства культуры отправили машину и меня вместе с мамой отвезли в район автостанции и показали каркас большого строящегося бетонного дома. Мама ужаснулась и сказала, что она просто не сможет здесь жить, да и до театра отсюда далековато.

Последний ее юбилей мы отмечали в 94-м году, в узком семейном кругу. Именно тогда мама заболела, и этот страшный недуг навсегда приковал ее к постели. Хотя тогда она еще нас всех узнавала и разговаривала. Чтобы присматривать за мамой, мне пришлось оставить работу. Помочь было некому. Вода в квартире только холодная, горячей нет, отопление не работает. Денег тоже практически не осталось. Все мамины сбережения на книжке пропали. В течение 10-ти месяцев я не могла получить положенные маме пенсионные надбавки. Мне дали номер телефона в Пенсионном фонде, и когда на той стороне подняли трубку, просто не выдержала и разрыдалась. Не знаю, мои ли слезы или же имя матери поспособствовали, вскоре мне удалось получить мамину пенсию. Бедная моя мамочка, даже в последние минуты своей жизни, находясь в бреду, она думала о своем театре, просила скорее принести ее одежду, так как вот-вот за ней должна заехать машина, и она не хочет опаздывать на репетицию.

- 40 лет тому назад в Даггизе вышла пока единственная книжечка о Барият Мурадовой. У вас не возникало желания собрать все сохранившиеся от вашей матери письма, документы, фотографии и издать их отдельной книгой?

- Все свое свободное время я практически этим и занимаюсь. Сохранились не только некоторые письма, фотографии, документы, но и дневник мамы, где она довольно подробно рассказывает о детстве, юности, о родителях и родственниках, о театре и своих коллегах. Надеюсь, у меня хватит сил и здоровья довести это дело до конца.

Досье РИА «Дагестан»

Белла Алимовна Мурадова родилась в 1940 году в городе Буйнакске. Первая дагестанская женщина, получившая профессиональное образование скульптора. В 1962 году окончила Бакинское художественное училище имени Азим-Заде. С 1965 года участница республиканских, зональных, всероссийских, всесоюзных выставок. Член Союза художников СССР. Заслуженный деятель искусств Дагестана.